Дай мне руку, тьма - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Я посмотрел на Эрика, рука которого по-прежнему покоилась на кисти Дайандры, и попытался определить характер их отношений. Никогда не слышал, чтобы он встречался с женщиной, всегда считал его голубым. Не знаю, правда это или нет, знаком я с ним всего-навсего десять лет, и он никогда не упоминал о сыне.

– Кто отец Джейсона? – спросил я.

– Что? Зачем?

– Когда опасность угрожает ребенку, – пояснила Энджи, – мы должны учитывать родственные обстоятельства.

Дайандра и Эрик одновременно кивнули головой.

– Дайандра разведена уже почти двадцать лет, – сказал Эрик. – Ее бывший муж и Джейсон в дружеских, но не близких отношениях.

– Мне нужно знать его имя, – сказал я.

– Стэнли Тимпсон, – ответила Дайандра.

– Окружной прокурор графства Саффолк Стэн Тимпсон?

Она кивнула.

– Доктор Уоррен, – сказала Энджи, – раз ваш бывший муж – самый могущественный и влиятельный чиновник правовой системы государства, можно предположить...

– Нет, – Дайандра покачала головой. – Большинство людей даже не знает, что мы были женаты. У него вторая жена, трое других детей, и его общение с Джейсоном минимально. Поверьте, все это не имеет отношения к Стэну.

Я взглянул на Эрика.

– Вынужден согласиться, – сказал он. – Джейсон взял себе фамилию Дайандры, а не Стэна, и его контакты с отцом ограничиваются телефонным звонком в день рождения или рождественской открыткой.

– Вы сможете помочь мне? – спросила Дайандра.

Мы с Энджи переглянулись. Ввязываться в какие-то отношения с типами вроде Кевина Херлихи и его босса, Джека Рауза, было опасно. В этом наши с Энджи мнения совпадали. Согласиться означало отправиться к ним на торжественный прием и просить их оставить наших клиентов в покое. Ну и потеха! Принять такое предложение было равносильно самоубийству.

Энджи будто читала мои мысли, потому что вдруг спросила:

– Ты что, собираешься жить вечно?

Глава 2

Когда мы покидали Льюис Уорф, поднимаясь по Торговой улице, то обнаружили, что безумная новоанглийская осень превратила ужасное утро в прекрасный полдень. Когда я проснулся, холодный ветер со свистом врывался в щели под моими окнами, как будто пуританский бог освобождал таким образом свои легкие. Небо бледно-стального цвета напоминало кожу бейсбольного мяча, а люди, шагающие по улице к своим машинам, укутанные в теплые куртки и толстые свитера, распространяли вокруг морозное дыхание.

К тому времени, как я вышел из дома, стало гораздо теплее, и безмолвное солнце, пытаясь пробиться сквозь пелену туч, выглядело как апельсин, попавший в ледяной плен замерзшего пруда.

Поднимаясь к дому Дайандры Уоррен в Льюис Уорф, я снял куртку, потому что солнце, наконец, пробилось и выглянуло, а теперь, когда мы возвращались, ртутный столбик термометра достиг почти летнего уровня.

Мы проехали Коппс Хилл, и теплый ветерок из гавани шелестел кронами деревьев, покрывающих холм, при этом некоторые из огненно-красных листьев, порхая, опускались сначала на гранитные могильные плиты и только потом, кружась, на траву. Справа от нас все пространство пристани и доков было залито солнцем, слева – коричневые, красные и грязновато-белые кирпичные дома Норд-Энда наводили на мысль о кафельных полах и старых темных дверных проемах, о запахе жирного соуса с чесноком и свежеиспеченного хлеба.

– В такой день нельзя ненавидеть этот город, – сказала Энджи.

– Невозможно.

Подхватив рукой свои густые волосы, Энджи скрутила на затылке небольшой хвостик и высунулась в открытое окно, подставив лицо и шею солнечным лучам. Наблюдая за ней, за ее лицом с полузакрытыми глазами и слегка заметной улыбкой на устах, можно было подумать, что она вполне здорова.

Но это было не так. После того как она ушла от своего мужа, Фила, – ушла под аккомпанемент грубой брани, изрыгаемой с парадного крыльца из-за того, что однажды она не позволила ему слишком глумиться на своим телом, – Энджи провела зиму в атмосфере постепенного спада интереса ко всему, в том числе к ритуальным встречам, что вызывало недоумение в стане мужчин. Забавно было наблюдать, как ее непринужденно-равнодушное прощание то с одним, то с другим вынуждало их озабоченно почесывать свой затылок.

Так как я не был образцом совершенства по части морали, то не мог и лицемерно поучать ее. Ранней весной она, наконец, пришла в себя. Перестала приводить домой кого попало и снова начала активно работать. Она даже убрала свою квартиру, а именно: вымыла плиту и купила веник. Но все равно она была не та, что раньше.

Более спокойна, менее дерзка. В свободное время она, бывало, звонила или приходила ко мне домой поговорить о прошедшем рабочем дне, хотя мы с ней только-только расстались. Она утверждала, что не видела Фила несколько месяцев, но я почему-то ей не верил.

Все осложнялось тем, что за все время нашего долголетнего знакомства я лишь второй раз не мог быть при ней по первому же требованию. Дело в том, что в июле я встретил Грейс Коул, и мы с ней проводили все дни и ночи, иногда полностью выходные, и вообще любую свободную минуту. Иногда я был задействован в качестве сиделки дочурки Грейс по имени Мэй, поэтому был вне пределов досягаемости для моей напарницы, за исключением случаев острой необходимости. Никто из нас не ожидал такого поворота дела, и однажды Энджи сказала:

– Легче увидеть темнокожего в фильме Вуди Аллена, чем поверить, что у Патрика с кем-то серьезные отношения.